Остановка находилась метрах в трёхстах от церкви. Джон молча катил Патрика по мощёной мостовой, щурясь под яростными солнечными лучами. Противоречивые чувства обиды и вины не оставляли в покое. Он пересёк очередной перекресток, неуклюже долбанув коляску и при спуске с бордюра, и при подъёме на следующий. Теперь Джон заметил, что идёт в носке, и ступню начало натирать.
На другой стороне пустынной пыльной улицы показалась остановка. Они пересекли дорогу и встали на самом солнцепёке.
Через пару минут из-за угла появился старый унылый автобус с грустным лицом и облупившейся бледно-зелёной краской по бокам.
«Так… как тебя?..» — с трудом подхватив Патрика на руки, Джон потащил его к двери дребезжащего и кашляющего автобуса.
Ударив друга, пожалуй, обо все углы и невольно согнав какую-то бабушку с передних сидений, он уронил того на потрескавшееся тёмно-коричневое кресло и, потеряв равновесие, завалился сверху. Чертыхаясь, достал из-под Патрика руку, когда автобус почти тронулся.
— Эй, подождите! — закричал Джон, — Ещё кресло!
— Что, весь день будешь теперь возиться? А ну поднажми! — заскрипел толстый, пропитанный потом водитель, резко наступив на педаль тормоза так, что Джона откинуло вперёд, и он едва ухватился за поручень.
— Поаккуратнее нельзя? — обозлился он. — Тут вообще-то люди!
— Давай шевелись, малой! Не выводи меня!
Джон выскочил на остановку и попытался сложить коляску, чтобы та проходила в двери. Присев на колено, он пытался разглядеть под креслом механизм, нервно дёргая за все ручки, которые удавалось нащупать. На одном из колёс проволокой был приделан деревянный крест, на крыле которого выжигательным аппаратом начертано: «Найди то, что любишь». И чуть ниже в углу едва заметно: «Мама».
— И ещё… это… я его доставать не буду! — злился водитель, — не за мою зарплату, малой! Так что поедешь с ним и сам его стащишь, если не хочешь, чтобы он кругами катался до ночи.
Под градом воплей никак не получалось сконцентрироваться и сложить кресло. Наконец оно поддалось и щёлкнув упало набок на мостовую.
— У него ещё руки из зада растут! — не унимался тот.
— Эй! Эй! Откуда столько злости?! — поднял голос Джон. — У вас сердце есть?
— Не учи меня жить, ты! Ну-ка быстро в автобус или жди своего друга через час, когда я сделаю круг.
Едва Джон, сгибаясь под тяжестью коляски, заскочил в двери, как те со скрипом захлопнулись, и автобус прыгнул с места. Бабушки закудахтали, но их возмущение тут же проглотил рёв мотора. Так хотелось развернуться да врезать водителю хорошенько, но смелости не хватало.
Джон неловко плюхнулся на сиденье рядом с Патриком и раздосадованный хлопнул кулаком по коляске, которая уже оставила на его коже несколько синяков и глубоких царапин.
Занудное, ровное, иногда захлёбывающееся на ямах гудение мотора и скрип пружин в дерматиновых сиденьях раздражали и не давали сосредоточиться. Автобус нёсся, будто опаздывал на роды, будто хотел влететь в какой-нибудь грузовик и смять в лепёшку всех своих пассажиров. Джон ещё раз с яростью посмотрел на водителя. Тот, казалось, пытался убежать от чего-то, или, наоборот, кого-то догнать.
— У него жена с дочкой разбились в автоаварии пару месяцев назад, — прямо на ухо прозвучал сдавленный, тихий голос в первый раз заговорившего сегодня Патрика.
Вся дорога занимала минут тридцать, за которые Джон вымок до нитки в этой духоте. Кряхтя и чертыхаясь, он выволок Патрика и усадил его в расставленное кресло. До того, как зелёный автобус развернётся на кольце и вновь проедет эту улицу по направлению в Оксфорд, оставалось пятнадцать минут. А большие часы на одной из башен показывали без десяти пять — до выпускного было ещё предостаточно времени. Распрощавшись с Патриком, который жил в родительском доме совсем недалеко от остановки, Джон осмотрелся.
Город Абингдон был маленьким даже по меркам Оксфорда. Располагался он всего в десяти километрах южнее, однако раньше Джону здесь бывать не приходилось. Городок своими коричневыми деревянными карликовыми домишками с белой окантовкой и окнами из множества квадратных секций скорее напоминал датскую деревню, нежели современную Англию.
На улицах не было ни души, и лишь редкие автомобили медленно, вдумчиво проезжали мимо, рёвом разрывая тишину природы. Не хотелось далеко отходить от остановки и поэтому Джон гулял где-то рядом: сворачивал в очередной переулок, а потом разворачивался и возвращался обратно.
Внимание привлекла вывеска «Abingdon Computers», висевшая над большим витражным окном в глубине одной из улиц. Джон толкнул дверь, прозвенел колокольчик, и перед взором открылась небольшая квадратная комната метров пять на пять, с пола до потолка заставленная старинной техникой, подержанными корпусами системных блоков, из которых свисали кабели и шлейфы, да несколькими мониторами и осциллографами. Посередине, спиной к входной двери, сидел мужчина средних лет, с широкой проплешиной на голове, в светло-голубой рубахе с закатанными рукавами и мокрыми подмышками.
На звон колокольчика он не обернулся, а продолжал что-то настукивать на чёрной затёртой клавиатуре, лежавшей перед ним. Джон заглянул тому через плечо, но понять по небольшому отрывку программного кода, над чем именно тот работает, было невозможно.
В приделанный к стене кусок поролона ножками были воткнуты разнообразные процессоры. Джон подошёл поближе и начал разглядывать. Тут был и процессор, на базе которого он только что собрал свой первый персональный компьютер — коричнево-сиреневый Motorola M6800 на керамической основе с двумя рядами позолоченных контактов по обе стороны. И даже, — «Ух ты!», — новёхонький Intel 8085 в тёмно-сером корпусе с серебристыми ножками и поддержкой некоторых шестнадцатибитных операций!
— Восемьдесят пятый «Интел» запеленговали? — прозвучал гнусавый тонкий голос. — Единственный на весь Абингдон!
— Вещь! — не отвлекаясь закивал Джон.
— Ага! С поддержкой некоторых шестнадцатибитных операций! Сто пятьдесят фунтов, если с полным набором чипов. Если только процессор, тогда забирайте за шестьдесят.
— Ох!.. Сто пятьдесят пока дороговато для меня…
— Ну да, игрушка не из дешёвых.
Пухлые пальцы показались из-за головы, почесали лысину и спрятались снова.
— А что вы делаете? — высунулся из-за плеча Джон и уставился в монитор.
— Бага отлавливаю…
— Бага?
— Ошибку в программном коде.
— А откуда она там?
Лысина повернулась, и с её обратной стороны показались огромные очки в роговой оправе и недоуменная кривая улыбка. Мужчина осмотрел Джона и отвернулся:
— Я же сам её туда и занёс, само собой.
Джон набрал в грудь воздуха, но не успел задать вопрос.
— Вот вам загадка, господин неожиданный молодой посетитель: вы заметили, в любых программных кодах есть ошибки? Откуда они там берутся?
— Ну, — ответ казался очевидным, — люди их туда заносят.
— Правильно. Почему?
— Ну людям свойственно ошибаться, наверное…
— Допустим… А компьютерам свойственно ошибаться?
— Нет, компьютеры не ошибаются! — заулыбался Джон, — на то им и нужна «компьютерная логика»!
— Но компьютеры, в чью логику занесена ошибка, будут ошибаться?
— Стало быть, будут…
— Значит, свойственно компьютерам ошибаться?
Джон зачесал в затылке. Идея надёжности и безошибочности компьютеров сразу стала не такой надежной и безошибочной, как казалось ещё минуту назад.
— А если сам компьютер напишет программу для другого компьютера?
— Такого не бывает! — закачал головой Джон.
— Ох и бывает! Будет ли программа без ошибок, если её напишет компьютер?..
Джон задумался.
— Это, — вкрадчиво сказал Джон, — зависит от того, кто написал программу, которая пишет программу. Если человек, то в ней есть ошибка, и тогда она напишет новую программу с ошибкой.
Лысина повернулась. Продавец улыбался, сияя широко посаженными зубами. А глаза его казались особенно большими сквозь толстые стёкла очков.
— Уловил? Багы будут всегда, вечно! Потому что первый код написал человек! А человеку, как ты правильно заметил, неожиданный молодой посетитель, свойственно ошибаться! И эта изначальная ошибка будет тиражироваться до конца божьих дней!
Вдохновлённая своим открытием лысина отвернулась.
— Также, как и ошибка передалась от отца к сыну, от прадеда к отцу, а от Адама к прадеду. Где-то изначально она завелась, кто-то её занёс, и теперь она… — на улице скрипнули и пшикнули тормоза… — …путешествует в наших программах: компьютерных и человеческих…
Где-то позади судорожно брякнул колокольчик. Джон выскочил на дорогу и понёсся к автобусу, который стоял с открытыми дверями в конце короткой, словно игрушечной улицы.
К счастью, толстый водитель увидел его через грязное, засаленное боковое стекло. Джон немного успокоился, но всё равно, не сбавляя темпа, вприпрыжку нёсся к открытым грустно-зелёным дверям.
И вдруг всего в каких-то пятнадцати метрах от семенящего Джона двери заскрипели, задрыгались, и автобус сдвинулся с места.
— Нет! Погодите! Вы что?! — в сердцах хлопнул наотмашь по боковине уезжающего автобуса Джон. — Я же уже здесь!..
Лопоча сношенными покрышками, зелёный автобус спрыгнул с булыжной мостовой на сухой, песчаный гравий и скрылся в клубах бледно-жёлтой пыли. Это была катастрофа.