Джон подошёл к аккуратной светло-серой двери и прислонился лбом. Прислушался, затем шепнул:

— Джесс?

За дверью что-то глухо брякнуло, бухнулось об пол, зашуршало, и воцарилась тишина.

— Джессика, я знаю, ты меня ненавидишь… — Джон закрыл глаза и, разочарованный самим собой, вздохнул, — … но есть и хорошие новости! — он слегка улыбнулся, — в твоём клубе уже два человека: я тоже себя ненавижу. И может, я подумал, на почве этой объединяющей ненависти к одному человеку мы станем друзьями? Ну… заведём журнал сплетен о нём… Готов скинуться на куклу вуду.

Джон виновато улыбнулся. Из-за двери не доносилось ни звука.

— Пойми меня, Джесс… с компьютерами я чувствую себя первооткрывателем, отважным мореплавателем. Я обнаруживаю новые земли, новые возможности и перспективы для всего мира. Я чувствую себя полезным и важным. С компьютерами я как верблюд в пустыне: там всё понятно и справедливо, там — логика. А с людьми… С людьми я не умею… Одному поможешь, а он тебя предаст; другому душу откроешь, а он этим воспользуется.

Джон сжал губы и расстроенно покачал головой.

— Не умею я с людьми… Питер умеет, ты умеешь, все вы, ребята, такие молодцы: держитесь вместе. А у меня не получается… Может, в моей программе какая-то ошибка?..

Джон постоял в тишине какое-то время. Мысли не лезли в голову.

— Прости меня, Джесс. Ты мне очень нужна… Если бы однажды ты смогла понять, принять меня, это сделало бы меня самым счастливым человеком на Земле. Но мне, правда, крайне больно, что иногда заставляю тебя чувствовать себя одинокой…

Джон вновь робко улыбнулся:

— Можем завести тебе рыбок… или крокодилу какую-нибудь.
Из-за двери давила неестественная тишина.

Джон замер, прислушался, а затем, надавив на ручку, плавно приоткрыл дверь.

В крохотной комнате стояла узкая кровать во всю длину стены, а напротив небольшой стол и приставленный к нему стульчик. Одна створка шкафа была открыта, и оттуда выглядывали платья и блузы, под которыми аккуратно, как в магазине, лежали сложенными брюки разных расцветок. Миниатюрные туфельки стояли в ряд возле двери, а на стене висели портреты и большая карта мира с наколотыми на ней двумя булавками, отмечающими места совершенных путешествий.

Стол и подоконник были заставлены горшками с самыми разнообразными цветами. Прямо напротив двери дышало настежь распахнутое окно, а занавеска свисала наружу.

В два шага Джон прошёл комнатку и выглянул на улицу. Неподалёку на небольшой полянке скрипели старые металлические качели, на которых энергично раскачивалась совершенно миниатюрная юная девушка. Джон перелез через подоконник и ступил на траву под окнами.

У девушки были прямые длинные волосы, аккуратно расчёсанные и порхающие следом, очаровательный курносый носик, огромные выразительные серо-зелёные глаза и тонкие губы уголками вниз. Она была одета в пышную мужскую белую рубаху, застёгнутую на все пуговицы и заправленную в смелые чёрные штаны с широкими бёдрами и высокой талией. Её милое личико выражало разочарованность и выставленное напоказ безразличие.

Неуверенной поступью Джон подошёл ближе, а Джессика напряжённо смотрела мимо него, словно того не существовало. Несколько секунд молодой человек любовался нежными чертами лица юной девушки, а потом кашлянул и робко заговорил:

— Я там собрал целую кучу листьев на одном дереве, и они теперь шелестят. Хочешь, пойдём, покажу.

Джессика смотрела перед собой — в одну точку — и делала вид, что никакого Джона здесь нет. Тот опустил голову, потоптался на месте и, вычерчивая ногой какую-то надпись на земле перед качелями, удручённо продолжил:

— У меня оба родителя — математики. Папа — математик, а мама — математик. Я в детстве на перфокартах рисунки рисовал дырочками, пока мои друзья в футбол гоняли. Джесс, мне двадцать один год, я плавать не умею! Разве это одно — не повод присвоить мне степень психического расстройства?

Джессика настойчиво, с напряжённым лицом раскачивалась на качелях, ускоряя темп. Джон отошёл в сторону — на земле было начертано «Джон здесь» и стрелка указывала к его стопам.

— Я знаю, что это нечестно, даже немного подло, но сейчас я начну петь, и чтобы заткнуть меня, тебе придётся признать, что я существую.

Он встал перед лицом Джессики и, глядя в глаза, попытался поцеловать её, когда она подлетела к нему на качелях. Но его губы оказались недостаточно близко, и та улетела обратно.

— Джесс, — начал петь он, — о-о, о-о-о…

Та вновь подлетела к вытянутым губам Джона, но вновь далековато. Тот сделал ещё полшага.

— Ты и я-я-я…

С глухим хрустом колени Джессики врезались Джону в грудь. Он отлетел на два метра, свалился на землю и замер. Джессика вскрикнула, неловко соскочила с качели на полном ходу, и бросилась к лежащему без движения Джону.

— Джонни, — залепетала она, — я знала, что эти глупости плохо кончатся! Джон!

Ладошками она повернула к себе бледное лицо Джона, на сухих губах которого начала расползаться улыбка.

— Дурак!

Джон перекатился на бок, согнулся, засмеялся и заохал сквозь кашель. Джессика, растроганная, отвернулась.

— Ох, рёбра мои, рёбра, — хрипел Джон, — тебе можно было тараном работать в древнем Риме!

— Кем? — не оборачиваясь, тихо спросила Джессика.

— Тараном — бревном, которым ломали ворота крепостей.

— Дурак!

Джон откашлялся, сел на землю и обнял девушку со спины, навалившись на неё и поднеся губы к самой шее.

— Любимая! — зашептал он. — Дай мне последний шанс! Позволь быть твоим рыцарем на сегодняшнем выпускном балу. Я обещаю, что на целые сутки забуду про компьютеры, и кроме тебя не будет в моей жизни ничего.

Джессика молча слушала. Затем развернулась и обняла своего мальчишку. Они сидели на земле и молчали какие-то минуты.

— Но это последний шанс, Джон.

Тот жмурился, утопая лицом в её волосах. Они начали одновременно вставать, помогая друг другу.

— Ну насчёт «суток» я, конечно, со значительным запасом анонсировал…

Джессика хлопнула того по груди открытой ладонью. Джон снова согнулся и засмеялся, защищаясь от побоев Джесс. Наконец девушка успокоилась и заговорила серьёзно.

— Я полюбила тебя за твою гениальность и волшебство твоих идей, но всю жизнь чувствовать себя одинокой, ненужной — это слишком. Последний шанс, Джон! Ровно в восемнадцать у входа в актовый зал. Опоздаешь на минуту, и я пойду одна.

— Одной нельзя.

— Тогда я пойду с кем-нибудь другим.

Джон растерянно смотрел в глаза Джессики.

— Я не чувствую связи между нами, Джон, слышишь? Между людьми должна быть связь, а между нами её нет.

Она стояла перед ним — очаровательная и строгая. Джон кивнул:

— Я налажу связь, Джесс. Обещаю.

Они нежно распрощались, и Джон отправился к себе. До шести вечера было ещё достаточно времени, чтобы успеть сделать для Джесс нечто особенное, что обязательно вновь очарует её сердце, как в день знакомства — первый день встречи студентов почётного физического факультета Королевского колледжа Оксфордского университета.